Решили встать пораньше, завёл будильник на 6-20. В 6 утра встал Витя, прогнав наконец трижды проклятую за ночь неугомонную птицу.
Крепко заснулось, на целых 20 минут… Витя за это время почти накипятил воды. Володя встал помятый и позднее заведённого на 7 утра своего будильника… Вот так соловушка….
Пронзительно чистое, ясное, холодное утро. Градусов 7 всего. Завтрак, сборы. День обещает быть жарким.
Я уговариваю ребят найти путь на дорогу что севернее в район Саволинки – через лес несколько километров, Витя тихо сопротивляется. Витя уже сыт этим грунтом… хотя при фразе “Стояние на Угре” у ребят появляется желание там побывать. Что там, пару часов потратить на это дело мы можем себе позволить. Стартовали около 9-30.
Трек 3-го дня -
http://www.gpsies.com/map.do?fileId=nhlkkgfoclmkyrhl144км, из которых “последние” 115 ощущались как отдых после убойного “начала” дня, растянувшегося до обеда.
Всё ж, катим через лес на Саволинку. Видим ёжика, который быстро бежал по дорожке, но после того как мы его догнали, свернулся клубком. Через километр, на перекрёстке выбираем прямое направление, утыкаемся в вырубку. Чуть возвращаемся. Потом утыкаемся в низину, дорога делает небольшой крюк и становится менее торной, но едем. Последний километр леса ехали отлично – стало ясно что дорога точно не тупиковая. Лесному участку ставлю “+” – это веселее чем возвращаться в Пречистое и ехать через Юхнов, т.е. около 15км лишних.
Выкатываем на асфальт. Жарко, одеваемся уже по-летнему.
На речке Полынка, в 10 метрах от асфальта, вижу бобровую плотину. Асфальт входит в Саволинку. Это населёнка военных. Через центр нельзя – там знак был. Едем ухабисто у забора вокруг. За колючкой всякая жилая инфраструктура.
После Саволинки, остаётся плитодорога на деревню Палатки. С одной стороны от дороги, к ней примыкает колючка. Были немного ошарашены догонявшим нас уазом, но уаз, догнав и “развивая успех”, поехал дальше. Отлегло.
Дорога осталась вести к военным. А нам – на Палатки.
Плакат стоит. И что же боле?...
А боле вовсе ничего.
Как оказалось, деревня жилая, с дачниками и машинами с московскими номерами, но более никаких памятных знаков тут не было. Впрочем, поля-луга-Угра – эта троица всё что хошь затмит! Даже деревенскую грязь, изрядно нас в Палатках доставшую.
Церковь. Возле неё было воинское захоронение. Тут велись упорные бои, пока в начале марта 42-го не был освобождён Юхнов. Сначала атаковать его пытались со стороны Пречистого. За церковью крутой спуск к Угре.
Слегка разочаровавшись Палатками, начинаем выбираться на Юхнов. До “саволинского” асфальта тут только грунт. Правда, по полям уже сухой и быстрый!
Рельефно.
И опять поля.
Проезжаем Коноплёвку. От Палаток она отгорожена нехилым оврагом (на предыдущем фото), и от Устиновки тоже овраг. Но в Коноплёвке запомнилось что-то вроде фермы – жизнь, техника, активность. Сюда ехал с оврага тот бедняга-МАЗ. “Дорога, а в дороге МАЗ, который по уши увяз...”
С оврага открывается вид на Угру. Тут уже пара км до трассы, всего.
Мягковатый грунт, размытые потоками и затвердевшие каменные колеи, рельеф. Ноги стонут. Но у меня ещё вроде ничего, народ наш кажется устал ещё больше. А ведь ещё и 30-ку даже за этот день не проехали. Главное – чтоб коленка не заныла. Пока везёт! Наконец, асфальт у Устиновки, и трасса. Видим столик у дороги – обедать и отдыхать!
Оцениваем силы, возможности, где мы и что впереди. Больше чем полдня отставания. Хотя впереди в этом походе только один 100%-но-грунтовый участок. Ну что, не сливаемся трассой с Юхнова на Зайцеву Гору и т.д. на Безымянную Высоту к 9 мая? – не сливаемся!
- Здорово!
Куча риса в контейнере очень в тему. Мне от него хорошо. Надо, однако, его кушать, а то жара днём… но оставил чуток. Посидели выпрямив ножки, пора и по кОням…
Жара - что летом! А надо туда, из тени на трассу. Кое-как выходим из укрытия. Пара километров до Юхнова.
Множество прерванных здесь в войну человеческих жизней. Ожесточенные бои февраля – начала марта 42-го. Юхнов, хотя и без жд, но всё равно являлся (и является) крупным транспортным узлом. Здесь проходит варшавское шоссе, трасса Калуга-Вязьма, была в войну и до неё ещё одна важнейшая коммуникация – Юхнов-Гжатск (ныне город Гагарин), он же гжатский тракт. Тут же, река Угра с её высокими берегами – естественная природная граница, рубеж. Немцы придавали исключительно большое значение удержанию Юхнова, ведь он давал возможность пользоваться транспортным узлом: путь на Брест и Варшаву – это откуда, на Москву – это куда, путь на Гжатск – по сути своей вдоль линии фронта (т.е. можно оперативно перебрасывать подкрепления), на Вязьму – связь с основными силами группы армий “Центр”. Наши дожали-таки Юхнов 5 марта 42-го… Правда, после того линия фронта в этих местах остановилась примерно на год, до того момента как в результате нашей победы под Сталинградом, немцам пришлось экстренно спрямлять линию фронта, покинув эти места почти без боя.
Нет-нет, упоминание гжатского тракта – это всего лишь упоминание, может как-нибудь по сухой погоде и…. но весной 2013-го там было больше воды чем суши, уверен. Наши цели в Юхнове куда более просты – например, школьный мост.
Да ещё магнит, где мы закупились. Я, увидев молоко, взял себе целый литр. Потом долго думал, зачем же я это сделал. Но в итоге, через пару часов отлично его выпил, даже жажда прошла.
Возвращаемся на пустынную варшавку. 7-е мая, машин мало. Вскоре указатель – на музей командарма 33-ей Армии М.Г. Ефремова в Климовом Заводе. Сворачиваем туда (на Вязьму).
Мне становится легко после обеда. То ли ветерок попутный словил. Так всегда бывает через часик после риса. Асфальт поначалу был неплохой, меня понесло за 30, подъёмы легки. Володя потяжелее. Витя вообще стал отставать, а вместе с ним сбавили скорости и мы. У Вити даже кровотечение из носа началось. Но Витя от остановки отказался, хотя и покатили мы со скоростью порядка 23.
С моста через Рессу. В километре она впадает в Угру.
Там дальше, на левом берегу Рессы, до войны находилась деревня Суковка. Наши взяли там плацдарм, почти сразу после освобождения Юхнова. Удерживали как могли. В половодье весной 42-го, когда Угра и Ресса высоко и далеко вышли из берегов, защитники Суковского плацдарма оказались фактически на острове. Боеприпасы подвозили в лодках. Поначалу линия фронта проходила прямо по деревне, используя в качестве укреплений остатки домов, нарытые снежные и ставшие под действием солнца ледяными, валы. Потом плацдарм потихоньку расширялся, но большого стратегического значения не имел: плацдарм – это обычно площадка, которую захватывают для кратковременного сосредоточения на ней сил для дальнейшего мощного удара. Удар нужен был: там дальше, севернее, в районе от урочища Шпырёво и южнее на Юхнов и за Угру, двигались колонны, а потом уже небольшие группы, отступающих бойцов 33-й Армии М.Г. Ефремова. В январе 42-го три стрелковые дивизии под командованием М.Г. Ефремова были брошены на Вязьму для её окружения. В боях под Вязьмой нашим не хватило сил, чтоб окружить город. Наступали наши части и с севера. Но почти окружённая Вязьма всё ещё снабжалась немецкими подкреплениями по железной дороге со стороны Смоленска. Если бы и эта железная дорога оказалась перерезанной… 2 февраля 42-го положение наших атакующих частей резко ухудшилось, немцы контратаковали. Да и в районе прорыва 33-ей Армии немцы сомкнули кольцо окружения. Ефремовцы оборонялись севернее и северо-восточнее Знаменки, кольцо окружения сужалось, к апрелю они контролировали площадь примерно 6км на 8км. Наши наступающие части пытались к ним пробиться – сменить измотанных боями полуголодных людей на обороняемой ими площади. Но немцы организовали мощнейшую оборону, и наступающие части несли огромные потери. С этим и связаны плацдармы – и в Суковке, и в Павловке – чуть выше по течению, где сейчас выполнена реконструкция на тему тех событий. Увы, разрешение на отход нашим частям 33А было дано слишком поздно – во время весенней распутицы первой половины апреля 42-го. Ослабленные и голодные люди не могли преодолеть многие километры залитых водой дорог, да и главное природное препятствие в одном из возможных направлений отступления – ломающую вешними водами лёд Угру. Немцы устроили засады по пути следования наших колонн, разделяя их на мелкие группы. Наши прорывались с боями. Отступающие везли с собой и раненых, что очень сковывало движение, к ним примкнули семьи местных жителей, уходившие с родных домов с оставляемой ефремовцами территории. Растянутые на многие километры колонны, у каждой дивизии своя, были очень уязвимы на марше, чем немцы и пользовались. Как правило, в начале колонны шли наиболее боеспособные части, которые немцы поначалу пропускали, атакуя с середины – подводы с ранеными, местных жителей, что вносило полную неразбериху в наши боевые порядки. В одном из боёв по повозкам с ранеными, спешно убираемым нашими санитарами с дороги, поехали немецкие танки. И сейчас в тех местах поисковики не решаются ночевать, говорят про звуки и видения страшного шпырёвского леса. В середине апреля не стало ничего – группа М. Г. Ефремова (изначально в момент ввода в прорыв - до 16 тысяч человек) прекратила существование – от вражеских пуль и снарядов, несколько десятков человек вышли в район 43-ей Армии, сотни – к партизанам в дремучие угранские леса смоленской области. Командарм выйти из окружения не смог. Он навечно остался с верными ему бойцами. Район этот, перетянутый в войну колючей проволокой и отмеченный минными полями, так и не стал заселён после войны. Здесь и потом подрывались люди, а земля содержала столько железа что впору было собирать на металлолом.
Белые берёзки, зелёные сосенки. Сине, ярко, тепло и мирно. Да ещё и свобода катить на все 4 стороны. А кто-то много лет назад, дожил в этих местах до апреля, но не увидел мая. Или увидел, но в духоте сараев для пленных. Забывать нельзя. Они передали эстафету нам. Что-то там впереди. Как-то справимся со своими задачами и мы сами… и вспомнит ли кто с благодарностью нас…
Берёзки ещё совсем без листьев. Не то, что у Палаток накануне. Севернее и гуще лес. Дорога плавно портится. Местами неплохой асфальт. А местами – как правило в тени – просто грунт на его месте. Машины едут почти с той же скоростью, как и мы. Осенью 2013-го эту трассу уже капитально здесь сделали. Машин мало.
В Климовом Заводе сворачиваем на грейдер в сторону памятника командарму Ефремову и бойцам 33А.
Докатываем до реки Собжи. Тут рядом мостик для пешеходов и брод для машин.
Перешли. Витя обращает внимание на полупустое своё колесо. Прокол. Остановились на ремонт. Видимо, какой-то гвоздик на мосту. Или так совпало. Я поучаствовал в поиске повреждений покрышки, ничего вроде не нашёл, после чего решил эти 10-15 оставшихся минут остановки посвятить осмотру этого места. Овраг с Собжей очень живописен. Вот слева от дороги в Собжу впадает приток.
С этой же стороны, у дороги в кустах остатки ствола росшей здесь огроменной ракиты, бесформенной, обхвата в два. Сколько она тут всего видела на этой переправе через тихую лесную речушку!
Круты склоны оврага. Майская зелень, традиционно сначала укрывающая землю, а потом чуть позднее забирающаяся и на деревья, радовала глаз пока только на земле, оставляя в лесах простор и обзор, и намекая что через пару-тройку недель здесь будут зелёные джунгли, тесные, душные и приставучие. А пока гуляй, природа шепчет, Витя недаром здесь прокололся
От нечего делать, достаю молоко, пока не скисло. Отлично утоляет жажду. И перекус уже не нужен…. Витя доделывает колесо, и вот мы снова едем.
Вот и памятник.
Но М.Г. Ефремов погиб не здесь, место его гибели искали историки, поисковики. Искали по свидетельствам чудом выживших очевидцев тех страшных событий, восстанавливая путь по упомянутым ими овражкам, формам лесной растительности, ещё каким-то возможностям зацепиться за местность. Место гибели командарма, вернее место обнаружения немцами его тела, было отмечено ими на карте, архивы хранятся в США. Последние годы эта информация рассекречивается.
Рядом свежекрашеный и немного даже липнущий (к празднику, 7 мая как-никак) столик с лавкой. Перекусываем. Осматриваемся. Хвойный лес. Да вот цветочки какие-то растут. Подснежники, что ли. Именно таких, в брянской области не встречал.
Из приятной полутени, своим же путём выезжаем на трассу. Велики по мостику переносим. Через пару километров трассы, вкатываем в смоленскую область.
Асфальт становится получше. Скорость 23-28. Витя с Володей, как правило, едут рядом. Я чуть впереди или сзади. Володя вообще бесстрашно катил почти посреди дороги, машин мало. Раз в несколько минут нас обгоняли огромные четырёхосные тонары, иногда сигналом прося Володю подвинуться.
Слободка. Разрушенная церковь. В апреле 42-го, тут держали пленных ефремовцев. А 19 апреля 42-го, после того как немцы обнаружили тело Ефремова, его перенесли сюда и похоронили у этой церкви, сделав таблички на русском и немецком языках. Немцы испытывали глубокое уважение к мужеству генерала. На его похоронах, немецкий генерал сказал – “сражайтесь за Германию так, как Ефремов сражался за Россию!” В годы войны, подвиг Ефремова оценён не был, в Ставке в гибели 33-ей Армии винили в том числе и командарма – что не удержал фланги и допустил окружение своих войск. Да ещё и факт похорон его тела немцами с почестями. Звания Героя его тогда не удостоили… лишь потом, уже в пост-советское время.
Генерала М. Г. Ефремова сравнивают с другими генералами. Например, с А. А. Власовым. Поначалу их судьбы сложились очень похоже: оба командовали армиями, и 2-я ударная, и 33-я ушли в глубокий прорыв, затем обе были отрезаны и окружены. Однако дальше генерал А. А. Власов сдался в плен, изменил присяге и служил вермахту, а М. Г. Ефремов оружие не сложил и последний патрон истратил по назначению, выбрав между жизнью и честью - последнее. В 1943-м, после освобождения Слободки, было произведено перезахоронение останков генерала в Вязьме на екатерининском кладбище. А в 1946-м в Вязьме на одной из площадей, названных в честь командарма, был установлен ему памятник работы скульптора Вучетича.
Живая история вокруг. Обилие информации кружится в голове, хочется запечатлеть это всё навсегда в памяти, чтобы при появлении новых подробностей лучше представлять, о чём идёт речь. Но и весенняя природа, как она впечатляет после долгой зимы! Наше внимание слева, а после моста и справа, привлекла речушка Сигоса. Приток Угры. Смотрел бы и смотрел…
Уровень паводка окрасил в рыжий цвет прибрежные кусты. Плюс метр-полтора тут было. Да и сейчас – тоже явно выше нормы.
Одной из главных целей этого похода, было посещение места последнего боя первой батареи реактивной артиллерии (“катюши”), под командованием капитана Флерова.
История этой батареи заставляет поверить в силу советского оружия, основанную не только на выполнении приказов и готовности идти за Победу до конца, но и на научных трудах советских учёных. Информация отсюда -
http://www.geocaching.su/?pn=101&cid=2235 Еще в 1933 году конструкторы Б. С. Петропавловский и Г. Э. Лангемак - оба участники гражданской войны, артиллеристы - высказали мысль о запуске авиационных ракет с наземных установок. То был первый шаг на пути к "катюшам". Реактивный институт занимался доводкой снарядов для "катюш" и разработкой тяжелых ракетных снарядов (PC). Конструкторы И. И. Гвай, В. Н. Галковский, А. П. Павленко, Ю. А. Победоносцев, А. С. Попов создали пусковые установки, имевшие 16 направляющих, на которых находились ракетные снаряды М-13 калибром 132 миллиметра, весом 42,5 килограмма. Наибольшая дальность стрельбы была 8 километров. Полк, вооруженный "катюшами", за 8-10 секунд обрушивал на врага 384 снаряда общим весом 16 тонн, надежно поражая площадь почти в сто гектаров.
В ночь на 3 июля 41-го, первая Отдельная экспериментальная батарея реактивной артиллерии выехала из Москвы и двинулась по Минскому шоссе на запад. В колонне обычных грузовиков, крытых брезентом, выделялись зачехленные машины, напоминавшие автомобили, перевозившие понтоны. Все, кому довелось видеть ту колонну, так и считали их понтоновозами. Пусковые установки и снаряды не успели пройти настоящих полигонных испытаний, тем более - войсковых. И от того, как покажут себя в их руках "катюши", зависела судьба нового оружия. Нужно было выработать тактику реактивной артиллерии - как выбирать и оборудовать огневые позиции, как маскироваться после залпа: при сходе эрэсов (так называли ракетные снаряды "катюши", от маркировки РС на ящиках) поднимается пыль, идет дым, по которым враг быстро засечет огневую позицию. И пуще всего на свете надо беречь новое оружие от глаз врага. Если бы фашисты овладели секретом "катюши", это было бы огромным ущербом для Красной Армии. К сказанному надо добавить, что никто из бойцов батареи до выезда из Москвы не видел своего оружия и не знал, как с ним обращаться. Учиться предстояло сейчас, в пути. Учителями были работники реактивного института инженеры А. С. Попов и Д. А. Шитов. Двигаясь ночами, избегая бомбежек с воздуха, батарея прибыла в район Орши и была придана 20-й армии.
В ночь на 14 июля наши войска после тяжелых боев оставили Оршу. Изнуренные и малочисленные, они спешно окапывались на восточных берегах Днепра и Оршицы. Уверенности, что удастся им выстоять под новым ударом немцев, не было. А помощь могла прийти не раньше чем через сутки. В такой грозной обстановке командование Западного фронта приказало капитану Флерову нанести огневой удар по Оршанскому железнодорожному узлу.
С наблюдательного пункта, устроенного на высотке, Флеров и его разведчики видели, как заполняются подходившими составами железнодорожные пути. Против наших малочисленных бомбардировщиков немцы окружили станцию зенитными орудиями. Не боялись они и артиллерийского обстрела - тоже по причине малочисленности нашей артиллерии. Паровозы стояли под парами, готовые двинуть составы с войсками, боеприпасами и горючим дальше, к Смоленску, который из последних сил обороняли войска генерала Лукина. В 15 часов 15 минут с ревом, скрежетом, подняв с обожженной земли облако пыли, в небо пошли эрэсы. Недолгое время, пока не выгорело горючее, за каждым из них тянулся беловатый след. Но вот небо очистилось. Все стихло. И тут же замолотило тяжкими ударами. Эрэсы дружной стаей клюнули щебенку между путями, крыши вагонов, бока цистерн и мгновенно взорвались. И пошло - загрохотало, запылало, взрываясь и опрокидываясь...
Удар внезапный и разрушительный потряс гитлеровцев. Однако, еще не зная причину катастрофы на железнодорожном узле, артиллерия противника принялась обстреливать огневую позицию "катюш", бомбардировщики, летевшие на Смоленск, получили приказ бомбить дымное облако в лощине. Самолеты прошли совсем низко над "катюшами", спешившими в лесное укрытие. Знай летчики, кто под ними, батарея уже после первого залпа погибла бы. Но летчики не связали внезапный приказ бомбить лощину с грузовиками, закрытыми брезентом. И это было счастьем батареи и уроком на будущее для всех эрэсовских частей.
В тот же день, 14 июля, "катюши" получили новую хорошую цель, и разбомбили понтонную переправу немцев через реку Оршицу и скопление немецких войск около. И в последующие дни, батарея успешно выполняла боевые задачи на Смоленщине, перемещаясь на десятки километров в день. За батареей уже охотились немцы, но пока безрезультатно.
В начале августа войска Западного фронта, в том числе 20-я армия, а в ее составе батарея реактивной артиллерии, получили приказ отходить на рубеж Холм-Жирковский - Ярцево -Ельня. Батарея капитана Флерова имела предписание переправляться через Днепр у села Соловьево. Сначала туда и двинулись. Однако скоро выяснилось, что там переправиться практически невозможно. Флеров повел батарею к переправе у деревни Рожково - ниже по течению. Двое суток по зыбким дорогам двигались к реке. Еще сутки - среди толчеи отходивших войск, под бомбежками и обстрелом - пробирались из прибрежного леска к понтонному мосту. Генерал, распоряжавшийся на берегу, разрешил переправить боевые установки и только десять грузовиков со снарядами.
Переправлялась самая ценная техника - понтонный мост доживал последние часы. Был он зыбок и слаб. Чтобы установки не разрушили его своей тяжестью, с них сняли эрэсы. Бойцы несли снаряды на руках. Взрывом мины разбило звено переправы. Батарейцы загнали в воду - на место разбитого понтона - грузовики с откинутыми бортами. Только успели переправиться и отъехать от берега, как налетели бомбардировщики и снова повредили переправу. Под бомбежкой погибли батарейцы, остававшиеся на западном берегу. И еще беда случилась: ранило солдата, несшего эрэс; раненого спасли из воды, а эрэс утонул. Три часа ныряли за ним, пока не нашли в днепровской воде и не вытащили.
Большинство войск 20-й и 16-й армий вышли из кольца. В первых числах августа они соединились с главными силами фронта, заняли оборону на новом рубеже - снова перегородили шоссе и железную дорогу, ведущие от Ярцева на Вязьму и далее на Москву.
Отдельная экспериментальная батарея пополнилась бойцами, получила транспорт и снаряды. Первым ее залпом после выхода из окружения был залп по немецкой переправе на Днепре у деревни Пнево. В ожидании, когда саперы закончат мост, на западном берегу скопились люди и техника противника. В гущу войск и машин угодили все эрэсы.
8 августа батарея Флерова перестала называться экспериментальной, ее включили в состав 42-го отдельного дивизиона реактивной артиллерии, прибывшего на Западный фронт. Новое оружие уже начало поступать в наши войска. Осенью на фронте будут действовать не только дивизионы, но и полки "катюш".
Батарея капитана Флерова, как это ни горько, погибла - в начале октября 1941 г. В то время началось мощное наступление гитлеровцев на Москву. Оказавшись с массой других войск в новом окружении, батарея двигалась на восток. Она потеряла связь со своим дивизионом, с командованием стрелковой дивизии, которой была придана, и могла вести только ближнюю разведку. Немцы выследили батарею. Когда она вышла из леса на проселок, пролегавший между болотом и сырым лугом, наткнулась на засаду танков, бронеавтомобилей, артиллерии. Была ночь. В небе вспыхнули осветительные ракеты. Противник открыл по колонне ураганный огонь и ринулся с флангов в танках, чтобы захватить боевые установки. Враг был так близко, что эрэсы, выпущенные нашими, прошли высоко над землей, отъехать назад - для точного залпа - не было времени.
В боевых установках имелись устройства для уничтожения машин. И батарейцы на исходе 6 октября своими руками взорвали "катюши". И многие, в том числе капитан Флеров, погибли при этом. Врагу достались только бесформенные обломки железа. Артиллеристы сохранили тайну своего оружия.
Жители ближней деревни Богатырь похоронили мертвых и подобрали раненых, которым в темноте удалось уползти в болото и кустарник. Раненых потом расстреляли немцы, расстреляли и помогавших им деревенских жителей.
Но не все флеровцы погибли. Сорок шесть из ста семидесяти остались живы. После подрыва установок им удалось отойти в лес и укрыться там. Несколько дней - четырьмя разрозненными группами - они шли по лесам, питались грибами и рябиной, и наконец благополучно достигли города Можайска.
Долгое время подробности трагической гибели батареи не были известны. Ее командир Иван Андреевич Флеров считался без вести пропавшим, и семья ничего не знала о нем. Один из оставшихся в живых участников событий, каждый год, на 9 мая, приезжал на могилу своих однополчан, ухаживал за ней вместе с местными жителями. После 1984 года, видимо с его смертью, поездки прекратились, местные жители постарели, многие ушли из жизни. Заборчик, огораживающий могилу, сгнил и упал, после чего, место запахали вместе с дорогой, которая шла через поле на деревню. Захоронение было потеряно. С присвоением капитану Флерову звания "Герой России" перед руководством Угранского района Смоленской области возникла дилемма: "Памятник есть (памятная плита в начале деревни Богатырь), а останки не захоронены и находятся где-то среди поля". Были приглашены вяземские поисковики. Они выслушали местных жителей, прошли дорогой, по которой на деревню Богатырь вышли "Катюши". Одна пожилая женщина не просто поведала историю происходившего здесь в 1941 году, но и принесла фотографию, на которой было запечатлено захоронение с деревянной оградкой. По фото и рассказам сузили участок поиска до минимума - прямоугольника 100 на 200 метров, и захоронение было найдено. Когда рассчитали контур ямы, оказалось, что капитан (это видно было по "шпалам" на петлицах) лежал отдельно, а 6 человек лежали с другой стороны в ряд. На петлицах погибших также хорошо просматривались артиллерийские эмблемы (две перекрещенные пушки).
Церемония перезахоронения началась митингом в районном центре Угра, а затем колонна с гробами на артиллерийском лафете и почетным караулом отправилась на поселок Знаменка, где дали залп реактивные установки "Град" (современные аналоги "Катюш"). Останки были торжественно перезахоронены около почти вымершей к тому времени д. Богатырь, у самого большака Вязьма - Юхнов.
6 вечера. Больше сотни уже проехали. Знаменка.
Воинский мемориал на въезде.
Памятник батарейцам Флерова.
Не въезжая в Знаменку, мы поворачиваем налево на райцентр Угра. Помню, Витя всё восторгался топониму Угра, Угранский. Асфальт нормальный. Про ветер – уже забыл. Но ехалось так же здорово, как и по асфальту после Слободки. Приятное тепло от асфальта, уже не парит. Подъезжаем к следующей населёнке – деревне Желанья.
В этих краях в 1942-м проводили операции советские десантные войска. Их забрасывали к немцам в тыл, чтобы участвовать в наступлении на Вязьму, облегчить участь ефремовцев, беловцев, наступать на варшавское шоссе. Читал, что забрасывали их весьма безалаберно, знатно разбросав десантные корпуса по огромной площади угранского и других окружающих районов. Десантники выживали, в первую очередь, благодаря партизанам, а те кто приземлился на подконтрольные немцам территории – как правило были обречены. Тут огромные площади контролировались партизанами. Кто такие партизаны Смоленщины в первой половине 42-го? – это бойцы-окруженцы октября 41-го. Вяземский котёл, результаты мощнейшего немецкого наступления в начале октября 41-го. Линия фронта была, и вот её уже нет, всё смешалось, кто-то сам по себе, кто-то отрядами, отступает к своим на восток. При этом, в лесу остаётся очень много оружия. Которое партизаны потом собирали. К ним присоединялись и местные жители. Небольшие и пока ещё разрозненные партизанские отряды уничтожали мелкие немецкие гарнизоны. А что, край тут глухой… где-то читал, что даже уже после войны, на путь на машине со Знаменки до Вязьмы отводился 1 день. Там 45км (всего), и это фактически основная местная трасса, и раньше тут тоже был большак. Что уж говорить о деревнях… А в феврале 42-го партизаны даже взяли райцентр Дорогобуж, брали сёла с немецкими гарнизонами по паре сотен человек. Несколько раз пытались овладеть Ельней…. Но это уже совсем другая история….
Дорога со Знаменки на райцентр Всходы – примечательнейшая из дорог. Она во многих местах идёт фактически по берегу реки, и при этом заасфальтирована. Ну не местный я, майская распутица, а тут асфальт… вот и радуюсь. Речка-то, какая речка!
Скорбное место. Мемориал у дороги слева. На месте бывшей, сожжённой немцами, деревни Прасковка. Поле сожжённых деревень. Немцы не просто так жгли деревни, разжигая ответную ярость. Немцы боролись с партизанами. А лучший способ борьбы – уничтожение их возможности на получение помощи от местных жителей. Вывод прост – нет жителей, нет деревень, и это намного хуже партизанам. Партизанское движение в этих краях изрядно достало немецкое командование, и с 24-го мая 1942-го начинается операция “Ганновер”, целью которой было выдавить с карт немецкой территории обширные пузыри территорий партизанского движения. Выдавить и уничтожить всё ещё находившихся здесь беловцев. И пошло-поехало, лютовали они сильно, и партизанское движение, которое советское командование к тому моменту почти никак не поддерживало, понесло сильнейший урон. Лето 42-го… горит Смоленщина, горят лесные деревни на Брянщине. Линия фронта остановилась, вот у немцев и появилась возможность заняться “внутренними проблемами”, т.е. партизанами. Потом уже, наши военачальники спохватятся, попытаются создать партизанские районы, перебрасывая туда отряды с вооружением или просто агитаторов, но никогда потом за всю историю войны, партизанское движение не имело такого сильного проявления, как в первой половине 42-го. Цена его – немые безлюдные урочища по лесам, - поля сожжённых деревень…
Полпути от Знаменки до Всходов проехали. Мы в райцентре Угра. Время порядка 19-40. Памятник десантникам. Хотя читал, что в апреле 42-го, когда несколько партизанских отрядов брали этот райцентр, то по записям-дневникам из отрядов, десантники для наступления на Угру со своего направления как раз и не явились… Идея памятника красивая.
Где-то ближе к Угре, мы перекусили. Я доел наконец свой рис, что придало сил. Теперь уже топить на Всходы – ближе мы просто не найдём воды на ночёвку. Под 130 за спиной, выдавливаем из себя эти 25-27 км/ч. Речка оделась в закатные краски, поблёскивает у дороги.
Тут я не остановиться не мог. Видение Угры, плавно несущей свои воды с заката к нам, было просто волшебным!
Правда, потом на пару минут пришлось втопить за 30, чтоб догнать ребят. Удивился, но на это были силы.
Вот уже и Всходы. О них на тот момент я знал только то, что в них находится музей поэта М.В. Исаковского (его родина поблизости – д. Глотовка), автора песни “Катюша”. В музей заходить не планировали – график движения не тот, да и по всем расчётам мы должны были здесь оказаться в конце 3-го дня, т.е. явно не во время работы музея. Кстати, график движения-то мой нагоняем, я оптимистичными прогнозами забрасывал эту ночёвку аж за Гнездилово, понимая что и вариант с остановкой у Всход тоже вполне возможен.
Колонка есть! Быстро набираем всё что можно. Живо катим за Угру по мосту, тут она уже поменьше. Сосняки. Где-то здесь, в паре километров от Всход, находится композиция “Катюшин берег” на высоком берегу Угры. Уже явно в сумерках находим и её…. Однако, в лесу полно дорог, слышны голоса от близкой населёнки. Откатываем куда-то чуть в сторону. И веря что в темноте никто местный не станет тут шляться, наконец становимся на ночёвку.
Каша, тушёнка, да чай. Много чаю. Тяжёлый был день. 144км. Из которых первые 30 особенно нелегки были. Дальше в основном неплохой асфальт. Завтрашний день решит для нас то, успеем ли мы утром послезавтра (9мая) на Безымянную Высоту, или нет… Значит, 110-130 км нам предстоит….